МЫСЛИ О «ГРАДЕ КИТЕЖЕ»Страница 2
Вот, приблизительно, та идея, которой должна была бы кончиться мистерия о граде Китеже, если бы она была логически и этически законченной.
Говорят, что мистерия Римского–Корсакова поднимается до уровня лучшей мистерии Вагнера.
Здесь не место распространяться об этической и метафизической высоте мистерии Вагнера, о которой многое можно было бы сказать и которая тоже ни моей совести, ни моего разума не удовлетворяет.
Я должен сказать, что в «Валькирии» есть одно невыразимо прекрасное место: когда Валькирия вынуждена сказать, что ей, как женщине, нет доступа в Валгаллу, жилище героев, то Зигмунд, печальный, но твердый в сопровождении очаровательной музыки, с истинно героическим альтруизмом заявляет: «Тогда прощай, Валгалла, и мой божественный отец, и все твои обеты, и предпочту не быть вовсе с подругой моей, чем быть и торжествовать там, забыв о ней и о моей любви».
Вот вследствие этой черствости девы Февронии никогда не признаю ее святой, и голос мой не присоединится к тому хору: «осанна, осанна», который воспевает ее, пока я чувствую, что Гришка–Кутерьма убежал в лес и до смерти заигрался с чертями в чехарду и попал в огонь вечный, а она наслаждается своим женихом в светлых чертогах рая.
Это не столько этическое суждение об опере, сколько философско–этическое суждение о ее канве.
Конечно, никто оперы Римского–Корсакова переделать не может, но тем хуже. В моих глазах опера останется калекой, и я хотел бы, чтобы, наслаждаясь ею, та публика, которую я люблю и уважаю, чувствовала бы, что это — калека.
